м |
|
| Строка 1: |
Строка 1: |
| - | {{О_статье | + | {{Остатье\ЭЕЭ |
| - | |ТИП СТАТЬИ=4 | + | |ТИП СТАТЬИ=1 |
| | |СУПЕРВАЙЗЕР= | | |СУПЕРВАЙЗЕР= |
| - | |УРОВЕНЬ=
| |
| | |КАЧЕСТВО= | | |КАЧЕСТВО= |
| - | |АВТОР1= | + | |УРОВЕНЬ= |
| | + | |НАЗВАНИЕ= |
| | + | |ПОДЗАГОЛОВОК= |
| | + | |СТАТЬЯ ОБ АВТОРЕ= |
| | |АВТОР2= | | |АВТОР2= |
| - | |АВТОР3= | + | |ТЕМА= |
| | + | |СТРАНИЦА УЧАСТНИКА= |
| | + | |ИЗ ЦИКЛА= |
| | + | |ПУБЛИКАЦИИ= |
| | + | |ДАТА СОЗДАНИЯ= |
| | |ВИКИПЕДИЯ= | | |ВИКИПЕДИЯ= |
| - | |ПРОЕКТ= | + | |ИСТОЧНИК= |
| | |НЕОДНОЗНАЧНОСТЬ= | | |НЕОДНОЗНАЧНОСТЬ= |
| - | |ПОДТЕМА=
| + | }} |
| - | |ДАТА СОЗДАНИЯ=
| + | |
| - | }}
| + | |
| - | | + | |
| - | {{redirect|Ходасевич}}
| + | |
| | {{Писатель | | {{Писатель |
| | |Имя= Владислав Ходасевич | | |Имя= Владислав Ходасевич |
| | |Фото= Hodasevich Berberova.jpg|thumb|right|200px| | | |Фото= Hodasevich Berberova.jpg|thumb|right|200px| |
| - | |Подпись=[[Владислав Ходасевич]] и [[Нина Берберова]] в [[Сорренто]] на вилле [[Максим Горький|Максима Горького]] | + | |Подпись=Владислав Ходасевич и Нина Берберова в Сорренто на вилле Максима Горького |
| | |Имя при рождении=Владислав Фелицианович Ходасевич | | |Имя при рождении=Владислав Фелицианович Ходасевич |
| | |Псевдонимы = | | |Псевдонимы = |
| | |Дата рождения={{дата рождения|28|5|1886|16}} | | |Дата рождения={{дата рождения|28|5|1886|16}} |
| - | |Место рождения={{место рождения|Москва}}, [[Российская империя]] | + | |Место рождения={{место рождения|Москва}}, Российская империя |
| | |Дата смерти={{дата смерти|14|06|1939}} (53 года) | | |Дата смерти={{дата смерти|14|06|1939}} (53 года) |
| | |Место смерти={{место смерти|Париж}}, [[Франция]] | | |Место смерти={{место смерти|Париж}}, [[Франция]] |
| | |Гражданство={{Флагификация|Российская империя}} | | |Гражданство={{Флагификация|Российская империя}} |
| - | |Род деятельности=[[Русская литература|русский]] [[поэт]], [[критик]],[[публицист]] | + | |Род деятельности=[[Русская литература|русский]] поэт, критик, публицист |
| | |Годы активности = | | |Годы активности = |
| | |Направление=поэзия, статьи о русской литературе, мемуары, переводы | | |Направление=поэзия, статьи о русской литературе, мемуары, переводы |
| Строка 33: |
Строка 35: |
| | |Дебют = | | |Дебют = |
| | }} | | }} |
| - | '''Владисла́в Фелициа́нович Ходасе́вич''' ({{OldStyleDate|28|мая|1886|16}}, [[Москва]] — [[14 июня]] [[1939]], [[Париж]]) — русский [[поэт]] и [[критик]]. | + | '''Ходасевич Владислав Фелицианович''' (1886, Москва, – 1939, Париж), русский поэт, прозаик, переводчик, критик. Его отец происходил из польской дворянской семьи (одной геральдической ветви с А. Мицкевичем), изучал живопись, но на жизнь зарабатывал ремеслом фотографа. Мать поэта была дочерью Я. Брафмана, перешедшего в православие и известного своими работами пропагандистско-антииудаистского характера («Книга кагала» и др.); она была отдана в польскую семью, где воспитывалась в духе ревностного католицизма. |
| | | | |
| - | == Биография ==
| + | Печататься Ходасевич начал в 1905 г., находясь под сильным влиянием символизма. Первая книга стихов — «Молодость» — появилась в 1908 г. В последовавших за ней поэтических сборниках «Счастливый домик» (1914), «Путем зерна» (1920), «Тяжелая лира» (1922) творчество Ходасевича постепенно эволюционирует в направлении неоклассицизма. В стихах Ходасевича 1920-х гг. находит драматическое выражение позиция художника, остро ощущающего дисгармонию и потенциальную катастрофичность окружающего мира. |
| - | ===1886 -1917 годы===
| + | |
| | | | |
| - | Ходасевич родился 16 (28) мая 1886 года в Москве. Его отец, Фелициан Иванович (ок. 1834-1911)был выходцем из литовской обедневшей дворянской семьи, учился в [[Академии Художеств]]. Попытки молодого Фелициана зарабатывать на жизнь трудом художника не удались, и он стал фотографом, работал в Туле и Москве, в частности, фотографировал [[Толстой, Лев Николаевич|Льва Толстого]], и, наконец, открыл в Москве магазин фотографических принадлежностей. Жизненный путь отца точно изложен в стихотворении Ходасевича «Дактили»: "Был мой отец шестипалым. По ткани, натянутой туго,/ Бруни его обучал мягкою кистью водить.../Ставши купцом по нужде – никогда ни намеком, ни словом /Не поминал, не роптал. Только любил помолчать..." | + | В 1922 г. Ходасевич покидает Россию. Наступает период скитаний по Европе. В течение некоторого времени Ходасевич был близок к М. Горькому, жил у него в Сорренто. Однако в 1925 г. он решительно разошелся с Горьким и уехал в Париж. В 1927 г. он издал свою последнюю поэтическую книгу «Собрание стихов», в которую вошел и цикл «Европейская ночь». |
| | | | |
| - | Мать поэта, Софья Яковлевна (1846-1911), была дочерью известного еврейского литератора Якова Александровича Брафмана (1824—1879), впоследствии перешедшего в православие (1858) и посвятившего дальнейшую жизнь т. н. «реформе еврейского быта» с христианских позиций. Несмотря на это, Софья Яковлевна была отдана в польскую семью и воспитывалась ревностной католичкой. В католичество был крещен и сам Ходасевич.
| + | Ходасевич — автор романа «Державин» (1931), сборника статей «О Пушкине» (1937) и книги воспоминаний «Некрополь» (1939; в том числе главы о М. Гершензоне, поэте С. Киссине, 1888–1916). Его перу принадлежат также многочисленные критические обзоры и рецензии. |
| - |
| + | |
| - | Старший брат поэта, [[Ходасевич, Михаил Фелицианович|Михаил Фелицианович]] (1865-1925) стал известным адвокатом, его дочь, художница Валентина Ходасевич (1894-1970), в частности, написала портрет своего дяди Владислава. Поэт жил в доме брата во время учёбы в университете и в дальнейшем, вплоть до отьезда из России, поддерживал с ним теплые отношения.
| + | |
| | | | |
| - | В Москве одноклассником Ходасевича по Третьей московской гимназии был [[Брюсов, Александр Яковлевич|Александр Яковлевич Брюсов]], брат поэта [[Брюсов, Валерий Яковлевич|Валерия Брюсова]]. На год старше Ходасевича учился Виктор Гофман, сильно повлиявший на мировоззрение поэта.
| + | Еврейская проблематика занимает не слишком очевидное, но существенное место в творчестве и мироощущении Ходасевича. Возможно, что заинтересованное отношение к еврейству стимулировалось всегда присущим Ходасевичу ощущением обособленности, «чужеродности». |
| - | По окончании гимназии Ходасевич поступил в [[Московский университет]] — сначала (в 1904 году)на юридический факультет, а осенью 1905 перешел на историко-филологический факультет, где учился с перерывами до весны 1910, но курса не окончил. С середины 1900-х Ходасевич находится в гуще литературной московской жизни: посещает [[Брюсов, Валерий Яковлевич|Валерия Брюсова]] и телешовские "среды", Литературно-художественный кружок, вечеринки у Зайцевых, печатается в журналах и газетах, в том числе "Весах" и "Золотом руне".
| + | |
| | | | |
| - | В 1905 году он женится на Марине Эрастовне Рындиной. Брак был несчастливым — уже в конце 1907 года они расстались. Часть стихотворений из первой книги стихов Ходасевича «Молодость» (1908) посвящена именно отношениям с Мариной Рындиной. По воспоминаниям Анны Ходасевич (Чулковой) поэт в эти годы "был большим франтом", [[Дон-Аминадо|Дону-Аминадо]] Ходасевич запомнился "в длиннополом студенческом мундире, с черной подстриженной на затылке копной густых, тонких, как будто смазанных лампадным маслом волос, с желтым,без единой кровинки, лицом, с холодным нарочито равнодушным взглядом умных темных глаз, прямой, неправдоподобно худой...". | + | В личном плане Ходасевич был тесно связан с евреями на протяжении всей жизни. Ближайшим другом его юности и литературным соратником был С. Киссин (Муни). Первые два издания сборника «Путем зерна» выходили с посвящением «Памяти Самуила Киссина». Ходасевич поддерживал тесные дружеские отношения с М. Гершензоном, Раисой Блох (Горлиной, 1899–1943), М. Горлиным (1909–42), Софией Парнок (см. В. Парнах), А. Эфросом, А. Соболем и др. В 1917 г. он сблизился с Л. Яффе; впоследствии Ходасевич вспоминал об этом времени: «Люблю сионистов: это одни из самых безудержных мечтателей, каких я знаю. Тогда, окрыленные надеждой и еще не изведавшие готовящихся разочарований, они были особенно милы». В 1931 г. Ходасевич защищал сионистское строительство в Эрец-Исраэль от большевистских упреков, отразившихся в стихотворении И. Сельвинского «От Палестины до Биробиджана» (см. Советская литература), а обреченный на исчезновение патриархальный уклад местечка — от иронии в рассказах И. Иткинда. |
| | | | |
| - | В 1910-11 годах Ходасевич страдал болезнью легких, что явилось поводом к его поездке с друзьями ([[Осоргин, Михаил Андреевич|М.Осоргиным]], [[Зайцев, Борис Константинович|Б.Зайцевым]], [[Муратов, Павел Павлович|П.Муратовым]] и его супругой Евгенией и др.) в Венецию, пережил любовную драму с Е.Муратовой и смерть с интервалом в несколько месяцев обоих родителей. С конца 1911 у поэта установились близкие отношения с младшей сестрой поэта Георгия Чулкова - Анной Чулковой-Гренцион (1887-1964): в 1917 году они обвенчались. | + | В литературной критике Ходасевич часто обращался к творчеству еврейских литераторов, писавших как по-русски, так и на иврите (например, статья о Ш. Черниховском, «Еврейская трибуна», № 13, 1924; первоначально — доклад, прочитанный в мае 1924 г. в Берлине, в Союзе русских евреев в Германии; в статье попытка поставить вопрос о «душе современного еврея, с ее борьбою традиций и новшеств, с ее зовами древности и заботами сегодняшнего дня»). В этом плане интересны короткий, но проникновенный очерк «Бялик» (1934), написанный на смерть Х. Н. Бялика, и обстоятельная статья «С. Юшкевич» (1927). |
| | | | |
| - | Следующая книга Ходасевича вышла только в 1914 году и называлась «Счастливый домик». За шесть лет, прошедшие от написания «Молодости» до «Счастливого домика», Ходасевич стал профессиональным литератором, зарабатывающим на жизнь переводами, рецензиями, фельетонами и др.
| + | В поэзии Ходасевича еврейские и библейские (ветхозаветные) мотивы и образы встречаются нечасто: «Слезы Рахили» (1917), «Встаю расслабленный с постели» (1923), «Моисей» (опубликовано в 1989 г.). Однако в своей обширной переводческой практике он часто обращался к творчеству еврейских поэтов. Ходасевич совместно с Л. Яффе редактировал книгу «Еврейская антология. Сборник молодой еврейской поэзии» (М., издательство «Сафрут», 1918; Берлин, 1923), куда вошли его переводы 13 стихотворений семи поэтов, писавших на иврите: А. Бен-Ицхака (Сонне, 1883–1950), И. Каценельсона, Я. Фихмана, Д. Фришмана, Ш. Черниховского, Д. Шимоновича (см. Д. Шим‘они), З. Шнеура (см. о них Иврит новая литература). В 1922 г. Ходасевич объединил эти переводы (исключив стихи И. Кацнельсона, но добавив стихи Х. Н. Бялика) в книге «Из еврейских поэтов» (П.—Берлин, издательство З. Гржебина), в предисловии к ней он писал, характеризуя свою переводческую деятельность: «Творчество поэтов, пишущих в настоящее время на древнееврейском языке, оказалось для меня наиболее ценным и близким. Переводам с древнееврейского я уделил наиболее времени и труда». Книга пользовалась безусловным успехом у читателей, не знакомых с оригиналами (см. Русская литература. Русская литература начала 20 в.), и в меньшей степени — у знакомых с ними. Русский писатель Р. Гуль так характеризовал эти переводы: «Они музыкально тонки, веет от них подлинно-библейским, грустью еврейского лиризма». Рецензент, владеющий ивритом («Самарий» в газете «Дни»), отмечал: «... по едва уловимым намекам и звукам угадал и воссоздал дух бесконечно-далекого, чуждого мира... изумительной следует признать его способность проникновения в тайны подлинника, которому он не только равен по поэтической силе: перевод зачастую лучше оригинала». |
| - | В годы 1-й мировой войны получивший "белый билет" по состоянию здоровья поэт сотрудничает в "Русских ведомостях", "Утре России", в 1917 - в "Новой жизни". Из-за туберкулеза позвоночника лето 1916 и 1917 годов провел в Коктебеле у поэта [[Волошин, Максимилиан Александрович|М.Волошина]]. | + | |
| | | | |
| - | ===1917 - 1939 годы===
| + | Особенно высоко ценил Ходасевич поэзию Ш. Черниховского. Он перевел ряд его произведений (в том числе поэмы «Завет Авраама» и «Свадьба Эльки», идиллии «В знойный день» и «Вареники») и сумел мастерски передать оттенки образности и мысли еврейского поэта. Влияние Черниховского прослеживается в оригинальном произведении Ходасевича «На пасхе» (1918), представляющем собой фрагмент незаконченной повести в стихах. |
| | | | |
| - | В 1917 году Ходасевич с восторгом принимает [[Февральская революция|Февральскую революцию]] и поначалу соглашается сотрудничать с большевиками после [[Октябрьская революция|Октябрьской революции]], но быстро приходит к выводу, что "при большевиках литературная деятельность невозможна", и решает "писать разве лишь для себя". В 1918 году совместно с Л.Яффе издаёт книгу "Еврейская антология. Сборник молодой еврейской поэзии"; работает секретарем третейского суда, ведет занятия в литературной студии московского [[Пролеткульт |Пролеткульта]]. В 1918-19 служит в репертуарной секции театрального отдела [[Наркомпрос|Наркомпроса]], в 1918-20 заведует московским отделением издательства [["Всемирная литература"]], основанного [[Горький, Максим|М.Горьким]]. Принимает участие в организации книжной лавки на паях (1918-19), где известные писатели (Осоргин, Муратов, Зайцев, Б.Грифцов и др.) лично дежурили за прилавком. В марте 1920 года из-за голода и холода заболевает острой формой фурункулеза и в ноябре перебрается в Петроград, где получает с помощью М.Горького паек и две комнаты в писательском общежитии (знаменитом [[Дом искусств|"Доме искусств"]], о котором впоследствиии напишет очерк "Диск").
| + | Вдова Ходасевича, '''Ольга Марголина''' (1890–1942), погибла в нацистском концлагере. |
| - | | + | |
| - | В 1920 году выходит его сборник «Путём зерна» с одноименным заглавным стихотворением, в котором есть такие строки о 1917-м годе: «И ты, моя страна, и ты, её народ, / Умрёшь и оживёшь, пройдя сквозь этот год». В это время его стихи, наконец, становятся широко известны, его признают одним из первых современных поэтов. Тем не менее, 22 июня 1922 года Ходасевич вместе с поэтессой [[Берберова, Нина Николаевна|Ниной Берберовой]] (1901-1993), с которой знакомится в декабре 1921 года, покидает Россию и через Ригу попадает в Берлин. В том же году выходит его сборник «Тяжёлая лира».
| + | |
| - | | + | |
| - | В 1922 - 1923 годах, живя в Берлине, много общается с [[Белый, Андрей|Андреем Белым]], в 1922-1925 (с перерывами) живёт в семье М.Горького, которого высоко ценил как личность (но не как писателя), признавал его авторитет, видел в нем гаранта гипотетического возвращения на родину, но знал и слабые свойства характера Горького, из которых самым уязвимым считал "крайне запутанное отношение к правде и лжи, которое обозначилось очень рано и оказало решительное воздействие как на его творчество, так и на всю его жизнь". В это же время Ходасевич и Горький основывают (при участии [[Шкловский, Виктор Борисович|В.Шкловского]]) и редактируют журнал "Беседа" (вышло шесть номеров), где печатались советские авторы.
| + | |
| - | | + | |
| - | К 1925 году Ходасевич и Берберова осознают, что возвращение в СССР, а главное, жизнь там для них теперь невозможна. Ходасевич публикует в нескольких изданиях фельетоны о советской литературе и статьи о деятельности ГПУ за границей, после чего советская пресса обвиняет поэта в "белогвардейщине". В марте 1925 советское посольство в Риме отказало Ходасевичу в продлении паспорта, предложив вернуться в Москву. Он отказался, окончательно став эмигрантом.
| + | |
| - | | + | |
| - | В 1925 году Ходасевич и Берберова переезжают в [[Париж]], поэт печатается в газетах "Дни" и "Последние новости", откуда уходит по настоянию [[Милюков, Павел Николаевич| П.Милюкова]]. С февраля 1927 до конца жизни возглавляет литературный отдел газеты [["Возрождение"]]. В том же году выпускает "Собрание стихов" с новым циклом «Европейская ночь». После этого Ходасевич практически перестаёт стихи, уделяя внимание критике, и вскоре становится ведущим критиком литературы русского зарубежья. В качестве критика ведёт полемику с [[Иванов, Георгий Владимирович |Г.Ивановым]] и [[Адамович, Георгий Викторович|Г.Адамовичем]], в частности, о задачах литературы эмиграции, о назначении поэзии и ее кризисе. Совместно с Берберовой пишет обзоры советской литературы (за подписью "Гулливер"), поддерживает поэтическую группу "Перекрёсток", высоко отзывается о творчестве [[Набоков, Владимир Владимирович|В.Набокова]], который становится его другом.
| + | |
| - | | + | |
| - | С 1928 Ходасевич работал над мемуарами: они вошли в книгу "Некрополь. Воспоминания" (1939) - о [[Брюсов, валерий Яковлевич|Брюсове]], Белом, близком друге молодых лет поэте Муни, [[Гумилев, Николай Александрович| Гумилеве]], [[Сологуб, Федор Кузьмич|Сологубе]], [[Есенин, Сергей Александрович|Есенине]], Горьком и др. Пишет биографическую книгу "Державин", но намерение написать биографию Пушкина Ходасевич оставил из-за ухудшения здоровья ("Теперь и на этом, как и на стихах, я поставил крест. Теперь у меня нет ничего", - писал он 19.7.1932 Берберовой, ушедшей в апреле от Ходасевича к Н.Макееву). В 1933 он женился на Ольге Марголиной(1890–1942), погибшей впоследствии в Освенциме.
| + | |
| - | | + | |
| - | Положение Ходасевича в эмиграции было тяжёлым, жил он обособленно, шумному Парижу предпочитал пригороды, его уважали как поэта и наставника поэтической молодежи, но не любили. Умер Владислав Ходасевич 14 июня 1939 года в Париже, после операции. Похоронен в предместье Парижа на кладбище Булонь-Бьянкур.
| + | |
| - | | + | |
| - | == Основные черты поэзии и личности ==
| + | |
| - | | + | |
| - | Чаще всего к Ходасевичу применяли эпитет «желчный». [[Максим Горький]] в частных беседах и письмах говорил, что именно злость — основа его поэтического дара. Все мемуаристы пишут о его жёлтом лице. Он и умирал — в нищенской больнице, в раскалённой солнцем стеклянной клетке, едва завешанной простынями, — от [[Рак (заболевание)|рака печени]], мучаясь непрестанными болями. За два дня до смерти он сказал своей бывшей жене, писательнице [[Берберова, Нина Николаевна|Нине Берберовой]]: «Только тот мне брат, только того могу я признать человеком, кто, как я, мучился на этой койке». В этой реплике весь Ходасевич. Но, возможно, все казавшееся в нем терпким, даже жёстким, было только его литературным оружием, кованой бронёй, с которой он настоящую литературу защищал в непрерывных боях. Желчности и злобы в его душе неизмеримо меньше, чем страдания и жажды сострадания. В [[Россия|России]] [[XX век|XX в.]] трудно найти поэта, который бы так трезво, так брезгливо, с таким отвращением взирал на мир — и так строго следовал в нем своим законам, и литературным, и нравственным. «Я считаюсь злым критиком, — говорил Ходасевич. — А вот недавно произвёл я „подсчёт совести“, как перед исповедью… Да, многих бранил. Но из тех, кого бранил, ни из одного ничего не вышло».
| + | |
| - | | + | |
| - | Ходасевич конкретен, сух и немногословен. Кажется, что он говорит с усилием, нехотя разжимая губы. Может быть, краткость стихов Ходасевича, их сухой лаконизм — прямое следствие небывалой сосредоточенности, самоотдачи и ответственности. Вот одно из его самых лаконичных стихотворений:
| + | |
| - | <poem>
| + | |
| - | Лоб —
| + | |
| - | Мел.
| + | |
| - | Бел
| + | |
| - | Гроб.
| + | |
| - | | + | |
| - | Спел
| + | |
| - | Поп.
| + | |
| - | Сноп
| + | |
| - | Стрел —
| + | |
| - | | + | |
| - | День
| + | |
| - | Свят!
| + | |
| - | Склеп
| + | |
| - | Слеп.
| + | |
| - | | + | |
| - | Тень —
| + | |
| - | В ад
| + | |
| - | </poem>
| + | |
| - | | + | |
| - | Но его сухость, желчность и немногословность оставались лишь внешними. Так говорил о Ходасевиче его близкий друг [[Мандельштам, Юрий Владимирович|Юрий Мандельштам]]:
| + | |
| - | {{Начало цитаты}}На людях Ходасевич часто бывал сдержан, суховат. Любил отмалчиваться, отшучиваться. По собственному признанию - «на трагические разговоры научился молчать и шутить». Эти шутки его обычно без улыбки. Зато, когда он улыбался, улыбка заражала. Под очками «серьёзного литератора» загорались в глазах лукавые огоньки напроказничавшего мальчишки. Чужим шуткам также радовался. Смеялся, внутренне сотрясаясь: вздрагивали плечи. Схватывал налету остроту, развивал и дополнял её. Вообще остроты и шутки, даже неудачные, всегда ценил. «Без шутки нет живого дела», — говорил он не раз.{{Конец цитаты}}
| + | |
| - | Нравились Ходасевичу и мистификации. Он восхищался неким «не пишущим литератором», мастером на такие дела. Сам он применял мистификацию, как литературный приём, через некоторое время разоблачал её. Так он написал несколько стихотворений «от чужого имени» и даже выдумал забытого поэта XVIII века Василия Травникова, сочинив за него все его стихотворения, за исключением одного («О сердце, колос пыльный»), принадлежащего перу друга Ходасевича Муни.(Киссин Самуил Викторович 1885-1916) Поэт читал о Травникове на литературном вечере и напечатал о нем исследование(1936). Слушая читаемые Ходасевичем стихотворения, просвещённое общество испытывало и смущение, и удивление, ведь Ходасевич открыл бесценный архив крупнейшего поэта XVIII века. На статью Ходасевича появился ряд рецензий. Никто не мог и вообразить, что никакого Травникова нет на свете.
| + | |
| - | | + | |
| - | == Влияние символизма на лирику Ходасевича ==
| + | |
| - | | + | |
| - | Неукорененность в российской почве создала особый психологический комплекс, который ощущался в поэзии Ходасевича с самой ранней поры. Ранние стихи его позволяют говорить о том, что он прошёл выучку [[Брюсов, Валерий Яковлевич|Брюсова]], который, не признавая поэтических озарений, считал, что вдохновение должно жёстко контролироваться знанием тайн ремесла, осознанным выбором и безупречным воплощением формы, ритма, рисунка стиха. Юноша Ходасевич наблюдал расцвет [[Символизм|символизма]], он воспитался на символизме, рос под его настроениями, освещался его светом и связывается с его именами. Понятно, что молодой поэт не мог не испытывать его влияния, пусть даже ученически, подражательно. «Символизм и есть истинный [[Реализм (литература)|реализм]]. И [[Андрей Белый]], и [[Блок, Александр Александрович|Блок]] говорили о ведомой им стихии.
| + | |
| - | Несомненно, если мы сегодня научились говорить о нереальных реальностях, самых реальных в действительности, то благодаря символистам» — говорил он. Ранние стихи Ходасевича символизмом пропитаны и зачастую отравлены:
| + | |
| - | | + | |
| - | <pre>
| + | |
| - | Странник прошёл, опираясь на посох –
| + | |
| - | Мне почему-то припомнилась ты.
| + | |
| - | Едет пролётка на красных колёсах –
| + | |
| - | Мне почему-то припомнилась ты.
| + | |
| - | Вечером лампу зажгут в коридоре –
| + | |
| - | Мне непременно припомнишься ты.
| + | |
| - | Чтоб не случилось на суше, на море
| + | |
| - | Или на небе, – мне вспомнишься ты.
| + | |
| - | </pre>
| + | |
| - | | + | |
| - | На этом пути повторения банальностей и романтических поз, воспевания роковых женщин и адских страстей Ходасевич, с его природной желчностью и язвительностью, не избегал иногда штампов, свойственных поэзии невысокого полёта:
| + | |
| - | | + | |
| - | <pre>
| + | |
| - | И снова ровен стук сердец;
| + | |
| - | Кивнув, исчез недолгий пламень,
| + | |
| - | И понял я, что я – мертвец,
| + | |
| - | А ты лишь мой надгробный камень.
| + | |
| - | </pre>
| + | |
| - | | + | |
| - | Но все же Ходасевич всегда стоял особняком. В автобиографическом фрагменте «Младенчество» 1933 г. он придаёт особое значение тому факту, что «опоздал» к расцвету символизма, «опоздал родиться», тогда как эстетика [[Акмеизм|акмеизма]] осталась ему далёкой, а [[футуризм]] был решительно неприемлем. Действительно, родиться в тогдашней России на шесть лет позже Блока означало попасть в другую литературную эпоху.
| + | |
| - | | + | |
| - | == Основные этапы творчества ==
| + | |
| - | | + | |
| - | === Сборник «Молодость» ===
| + | |
| - | | + | |
| - | Первую свою книгу «Молодость» Ходасевич издал в 1908 г. в издательстве «Гриф». Так говорил он о ней позже: "Первая рецензия о моей книге запомнилась мне на всю жизнь. Я выучил её слово в слово. Начиналась она так: «Есть такая гнусная птица гриф. Питается она падалью. Недавно эта симпатичная птичка высидела новое тухлое яйцо». Хотя в целом книга была встречена доброжелательно.
| + | |
| - |
| + | |
| - | В лучших стихах этой книги он заявил себя поэтом слова точного, конкретного. Впоследствии примерно так относились к поэтическому слову акмеисты, однако свойственное им упоение радостью, мужественностью, любовью совершенно чуждо Ходасевичу. Он остался стоять в стороне от всех литературных течений и направлений, сам по себе, «всех станов не боец». Ходасевич вместе с М. И. Цветаевой, как он писал «выйдя из символизма, ни к чему и ни к кому не примкнули, остались навек одинокими, „дикими“. Литературные классификаторы и составители антологий не знают, куда нас приткнуть».
| + | |
| - | | + | |
| - | Чувство безнадёжной чужеродности в мире и непринадлежности ни к какому лагерю выражено у Ходасевича ярче, чем у кого-либо из его современников. Он не заслонялся от реальности никакой групповой философией, не отгораживался литературными манифестами, смотрел на мир трезво, холодно и сурово. И оттого чувство сиротства, одиночества, отверженности владело им уже в 1907 г.:
| + | |
| - | | + | |
| - | <pre>
| + | |
| - | Кочевий скудных дети злые,
| + | |
| - | Мы руки греем у костра...
| + | |
| - | Молчит пустыня. В даль без звука
| + | |
| - | Колючий ветер гонит прах, –
| + | |
| - | И наших песен злая скука
| + | |
| - | Язвя кривится на губах.
| + | |
| - | </pre>
| + | |
| - | | + | |
| - | В целом, однако, «Молодость» — сборник ещё не зрелого поэта. Будущий Ходасевич угадывается здесь разве что точностью слов и выражений да скепсисом по поводу всего и вся.
| + | |
| - | | + | |
| - | === Сборник «Счастливый домик» ===
| + | |
| - | | + | |
| - | Гораздо больше от настоящего Ходасевича — во всяком случае, от его поэтической интонации — в сборнике «Счастливый домик».
| + | |
| - | Рваная, рубленая интонация, которую начинает использовать в своих стихах Ходасевич, предполагает то открытое отвращение, с которым он бросает в лицо времени эти слова. Отсюда и несколько ироническое, желчное звучание его стиха.
| + | |
| - | | + | |
| - | <pre>
| + | |
| - | О скука, тощий пес, взывающий к луне!
| + | |
| - | Ты – ветер времени, свистящий в уши мне!
| + | |
| - | </pre>
| + | |
| - | | + | |
| - | Поэт на земле подобен певцу Орфею, вернувшемуся в опустевший мир из царства мертвых, где навсегда потерял возлюбленную — Эвридику:
| + | |
| - | | + | |
| - | <pre>
| + | |
| - | И вот пою, пою с последней силой
| + | |
| - | О том, что жизнь пережита вполне,
| + | |
| - | Что Эвридики нет, что нет подруги милой,
| + | |
| - | А глупый тигр ласкается ко мне –
| + | |
| - | </pre>
| + | |
| - | | + | |
| - | Так в 1910 г., в «Возвращении Орфея», Ходасевич декларировал свою тоску по гармонии в насквозь дисгармоническом мире, который лишён всякой надежды на счастье и согласие. В стихах этого сборника слышится тоска по всепонимающему, всевидящему Богу, для которого и поет Орфей, но у него нет никакой надежды, что его земной голос будет услышан.
| + | |
| - | | + | |
| - | В «Счастливом домике» Ходасевич заплатил щедрую дань стилизации (что вообще характерно для серебряного века). Тут и отголоски греческой и римской поэзии, и строфы, которые заставляют вспомнить о романтизме XIX столетия. Но эти стилизации насыщены у него конкретными, зримыми образами, деталями. Так открывающее раздел стихотворение с характерным названием «Звезда над пальмою» 1916 г. заканчивается пронзительными строчками:
| + | |
| - | | + | |
| - | <pre>
| + | |
| - | Ах, из роз люблю я сердцем лживым
| + | |
| - | Только ту, что жжет огнем ревнивым,
| + | |
| - | Что зубами с голубым отливом
| + | |
| - | Прикусила хитрая Кармен!
| + | |
| - | </pre>
| + | |
| - | | + | |
| - | Рядом с миром книжным, «вымечтанным» существует и другой, не менее милый сердцу Ходасевича — мир воспоминаний его детства. «Счастливый домик» завершается стихотворением «Рай» — о тоске по раю детскому, игрушечному, рождественскому, где счастливому ребёнку во сне при¬виделся «ангел златокрылый».
| + | |
| - | | + | |
| - | Сентиментальность вкупе с желчностью и гордой непричастностью к миру стали отличительным знаком поэзии Ходасевича и определили её своеобразие в первые послереволюционные годы.
| + | |
| - | | + | |
| - | К этому времени у Ходасевича появляется два кумира. Он говорил: «Был Пушкин и был Блок. Все остальное — между!»
| + | |
| - | | + | |
| - | === Сборник «Путём зерна» ===
| + | |
| - | | + | |
| - | Начиная со сборника «Путём Зерна», главной темой его поэзии станет преодоление дисгармонии, по существу неустранимой. Он вводит в поэзию прозу жизни — не выразительные детали, а жизненный поток, настигающий и захлёстывающий поэта, рождающий в нем вместе с постоянными мыслями о смерти чувство «горького предсмертья». Призыв к преображению этого потока, в одних стихах заведомо утопичен («Смоленский рынок»), в других «чудо преображения» удаётся поэту («Полдень»), но оказывается кратким и временным выпадением из «этой жизни». «Путём Зерна» писался в революционные 1917—1918 гг. Ходасевич говорил: «Поэзия не есть документ эпохи, но жива только та поэзия, которая близка к эпохе. Блок это понимал и недаром призывал „слушать музыку революции“. Не в революции дело, а в музыке времени». О своей эпохе писал и Ходасевич. Рано появившиеся у поэта предчувствия ожидающих Россию потрясений побудили его с оптимизмом воспринять революцию. Он видел в ней возможность обновления народной и творческой жизни, он верил в её гуманность и антимещанский пафос, однако отрезвление пришло очень быстро. Ходасевич понимал, как затерзала, как погасила настоящую русскую литературу революция. Но он не принадлежал к тем, которые «испугались» революции. В восторге от неё он не был, но он и не «боялся» её. Сборник «Путём зерна» выражал его веру в воскресение России после революционной разрухи таким же путём, каким зерно, умирая в почве, воскресает в колосе:
| + | |
| - | | + | |
| - | <pre>
| + | |
| - | Проходит сеятель по ровным бороздам.
| + | |
| - | Отец его и дед по тем же шли путям.
| + | |
| - | Сверкает золотом в его руке зерно,
| + | |
| - | Но в землю черную оно упасть должно.
| + | |
| - | И там, где червь слепой прокладывает ход,
| + | |
| - | Оно в заветный срок умрёт и прорастёт.
| + | |
| - | Так и душа моя идёт путём зерна:
| + | |
| - | Сойдя во мрак, умрёт – и оживёт она.
| + | |
| - | И ты, моя страна, и ты, её народ,
| + | |
| - | Умрёшь и оживёшь, пройдя сквозь этот год, –
| + | |
| - | Затем, что мудрость нам единая дана:
| + | |
| - | Всему живущему идти путём зерна.
| + | |
| - | </pre>
| + | |
| - | | + | |
| - | Здесь Ходасевич уже зрелый мастер: он выработал собственный поэтический язык, а его взгляд на вещи, бесстрашно точный и болезненно сентиментальный, позволяет ему говорить о самых тонких материях, оставаясь ироничным и сдержанным. Почти все стихи этого сборника построены одинаково: нарочито приземлённо описанный эпизод — и внезапный, резкий, смещающий смысл финал. Так, в стихотворении «Обезьяна» бесконечно долгое описание душного летнего дня, шарманщика и печальной обезьянки внезапно разрешается строчкой: «В тот день была объявлена война». Это типично для Ходасевича — одной лаконической, почти телеграфной строкой вывернуть наизнанку или преобразить все стихотворение. Как только лирического героя посетило ощущение единства и братства всего живого на свете — тут же, вопреки чувству любви и сострадания, начинается самое бесчеловечное, что может произойти, и утверждается непреодолимая рознь и дисгармония в том мире, который только что на миг показался «хором светил и волн морских, ветров и сфер».
| + | |
| - | | + | |
| - | То же ощущение краха гармонии, поиск нового смысла и невозможность его (во времена исторических разломов гармония кажется утраченной навеки) становятся темой самого большого и самого, может быть, странного стихотворения в сборнике — «2 ноября» (1918 г.). Здесь описывается первый день после октябрьских боев 1917 г. в Москве. Говорится о том, как затаился город. Автор рассказывает о двух незначительных происшествиях: возвращаясь от знакомых, к которым ходил узнать, живы ли они, он видит в полуподвальном окне столяра, в соответствии с духом новой эпохи раскрашивающего красной краской только что сделанный гроб — видно, для одного из павших борцов за всеобщее счастье. Автор пристально вглядывается в мальчика, «лет четырёх бутуза», который сидит «среди Москвы, страдающей, растерзанной и падшей», — и улыбается самому себе, своей тайной мысли, тихо зреющей под безбровым лбом. Единственный, кто выглядит счастливо и умиротворённо в Москве 1917 г., — четырёхлетний мальчик. Только дети с их наивностью да фанатики с их нерассуждающей идейностью могут быть веселы в эти дни. "Впервые в жизни, — говорит Ходасевич, — «ни „Моцарт и Сальери“, ни „Цыганы“ в тот день моей не утолили жажды». Признание страшное, особенно в устах Ходасевича, всегда Пушкина боготворившего. Даже всеобъемлющий Пушкин не помогает вместить потрясения нового времени.
| + | |
| - | Трезвый ум Ходасевича временами впадает в отупение, в оцепенение, машинально фиксирует события, но душа никак не отзывается на них. Таково стихотворение «Старуха» 1919 г.:
| + | |
| - | | + | |
| - | <pre>
| + | |
| - | Лёгкий труп, окоченелый,
| + | |
| - | Простыней покрывши белой,
| + | |
| - | В тех же саночках, без гроба,
| + | |
| - | Милицейский увезёт,
| + | |
| - | Растолкав плечом народ.
| + | |
| - | Неречист и хладнокровен
| + | |
| - | Будет он, – а пару брёвен,
| + | |
| - | Что везла она в свой дом,
| + | |
| - | Мы в печи своей сожжём.
| + | |
| - | </pre>
| + | |
| - | | + | |
| - | В этом стихотворении герой уже вполне вписан в новую реальность: «милицейский» не вызывает у него страха, а собственная готовность обобрать труп — жгучего стыда. Душа Ходасевича плачет над кровавым распадом привычного мира, над разрушением морали и культуры. Но поскольку поэт следует «путём зерна», то есть принимает жизнь как нечто не зависящее от его желаний, во всем пытается увидеть высший смысл, то и не протестует и не отрекается от Бога. У него и прежде было не самое лестное мнение о мире. И он полагает, что в грянувшей буре должен быть высший смысл, которого доискивался и Блок, призывавший «слушать музыку революции». Не случайно свой следующий сборник Ходасевич открывает стихотворением «Музыка» 1920 г.:
| + | |
| - | | + | |
| - | <pre>
| + | |
| - | И музыка идёт как будто сверху.
| + | |
| - | Виолончель... и арфы, может быть...
| + | |
| - | ...А небо
| + | |
| - | | + | |
| - | Такое же высокое, и так же
| + | |
| - | В нем ангелы пернатые сияют.
| + | |
| - | </pre>
| + | |
| - | | + | |
| - | Эту музыку «совсем уж ясно» слы¬шит герой Ходасевича, когда колет дрова (занятие столь прозаическое, столь естественное для тех лет, что услышать в нем какую-то особую музыку можно было, лишь увидев в этой колке дров, в разрухе и катастрофе некий таинственный промысел Божий и непостижимую логику). Олицетворением такого промысла для символистов всегда была музыка, ничего не объясняющая логически, но преодолевающая хаос, а подчас и в самом хаосе обнаруживающая смысл и соразмерность. Пернатые ангелы, сияющие в морозном небе, — вот правда страдания и мужества, открывшаяся Ходасевичу, и с высоты этой Божественной музыки он уже не презирает, а жалеет всех, кто её не слышит.
| + | |
| - | | + | |
| - | === Сборник «Тяжёлая лира» ===
| + | |
| - | | + | |
| - | В этот период поэзия Ходасевича начинает все больше приобретать характер классицизма. Стиль Ходасевича связан со стилем Пушкина. Но классицизм его — вторичного порядка, ибо родился не в пушкинскую эпоху и не в пушкинском мире. Ходасевич вышел из символизма. А к классицизму он пробился через все символические туманы, не говоря уже о советской эпохе. Все это объясняет техническое его пристрастие к «прозе в жизни и в стихах», как противовесу зыбкости и неточности поэтических «красот» тех времён.
| + | |
| - | | + | |
| - | <pre>
| + | |
| - | И каждый стих гоня сквозь прозу,
| + | |
| - | Вывихивая каждую строку,
| + | |
| - | Привил-таки классическую розу
| + | |
| - | К советскому дичку.
| + | |
| - | </pre>
| + | |
| - | | + | |
| - | В то же время из его поэзии начинает исчезать лиризм, как явный, так и скрытый. Ему Ходасевич не захотел дать власти над собою, над стихом. Лёгкому дыханию лирики предпочел он другой, «тяжёлый дар».
| + | |
| - | | + | |
| - | <pre>
| + | |
| - | И кто-то тяжелую лиру
| + | |
| - | Мне в руки сквозь ветер даёт.
| + | |
| - | И нет штукатурного неба,
| + | |
| - | И солнце в шестнадцать свечей.
| + | |
| - | На гладкие черные скалы
| + | |
| - | Стопы опирает – Орфей.
| + | |
| - | </pre>
| + | |
| - | | + | |
| - | В этом сборнике появляется образ души. Путь Ходасевича лежит не через «душевность», а через уничтожение, преодоление и преображение. Душа, «светлая Психея», для него — вне подлинного бытия, чтобы приблизиться к нему, она должна стать «духом», родить в себе дух. Различие психологического и онтологического начала редко более заметно, чем в стихах Ходасевича. Душа сама по себе не способна его пленить и заворожить.(N.B. а мне представляется, что это утверждение- чушь-комментарий читателя)
| + | |
| - | | + | |
| - | <pre>
| + | |
| - | И как мне не любить себя,
| + | |
| - | Сосуд непрочный, некрасивый,
| + | |
| - | Но драгоценный и счастливый
| + | |
| - | Тем, что вмещает он – тебя?
| + | |
| - | </pre>
| + | |
| - | | + | |
| - | Но в том-то и дело, что «простая душа» даже не понимает, за что её любит поэт.
| + | |
| - | | + | |
| - | <pre>
| + | |
| - | И от беды моей не больно ей,
| + | |
| - | И ей не внятен стон моих страстей.
| + | |
| - | </pre>
| + | |
| - | | + | |
| - | Она ограничена собою, чужда миру и даже её обладателю. Правда, в ней спит дух, но он ещё не рождён. Поэт ощущает в себе присутствие этого начала, соединяющего его с жизнью и с миром.
| + | |
| - | | + | |
| - | Поэт-человек изнемогает вместе с Психеей в ожидании благодати, но благодать не даётся даром. Человек в этом стремлении, в этой борьбе осуждён на гибель.
| + | |
| - | | + | |
| - | <pre>
| + | |
| - | Пока вся кровь не выступит из пор,
| + | |
| - | Пока не выплачешь земные очи –
| + | |
| - | Не станешь духом…
| + | |
| - | </pre>
| + | |
| - | | + | |
| - | За редким исключением гибель — преображение Психеи — есть и реальная смерть человека. Ходасевич в иных стихах даже зовёт её, как освобождение, и даже готов «пырнуть ножом» другого, чтобы помочь ему. И девушке из берлинского трактира шлёт он пожелание — «злодею попасться в пустынной роще вечерком». В другие минуты и смерть ему не представляяется выходом, она лишь — новое и жесточайшее испытание, последний искус. Но и искус этот он принимает, не ища спасения. Поэзия ведёт к смерти и лишь сквозь смерть — к подлинному рождению. В этом онтологическая правда для Ходасевича.
| + | |
| - | Преодоление реальности становится главной темой сборника «Тяжёлая лира».
| + | |
| - | | + | |
| - | <pre>
| + | |
| - | Перешагни, перескочи,
| + | |
| - | Перелети, пере- что хочешь –
| + | |
| - | Но вырвись: камнем из пращи,
| + | |
| - | Звездой, сорвавшейся в ночи...
| + | |
| - | Сам затерял – теперь ищи...
| + | |
| - | Бог знает, что себе бормочешь,
| + | |
| - | Ища пенсне или ключи.
| + | |
| - | </pre>
| + | |
| - | | + | |
| - | Приведённые семь строк насыщены сложными смыслами. Здесь издевка над будничной, новой ролью поэта: это уже не Орфей, а скорее городской сумасшедший, что-то бормочущий себе под нос у запертой двери. Но «Сам затерял — теперь ищи…» — строчка явно не только о ключах или пенсне в прямом смысле. Найти ключ к новому миру, то есть понять новую реальность, можно, только вырвавшись из неё, преодолев её притяжение.
| + | |
| - | | + | |
| - | Зрелый Ходасевич смотрит на вещи словно сверху, во всяком случае — извне. Безнадёжно чужой в этом мире, он и не желает в него вписываться. В стихотворении «В заседании» 1921 г. лирический герой пытается заснуть, чтобы снова увидеть в Петровском-Разумовском (там прошло детство поэта) «пар над зеркалом пруда», — хотя бы во сне встретиться с ушедшим миром.
| + | |
| - | | + | |
| - | Но не просто бегством от реальности, а прямым отрицанием её отзываются стихи Ходасевича конца 10-х — начала 20-х гг. Конфликт быта и бытия, духа и плоти приобретает небывалую прежде остроту. Как в стихотворении «Из дневника» 1921 г.:
| + | |
| - | | + | |
| - | <pre>
| + | |
| - | Мне каждый звук терзает слух
| + | |
| - | И каждый луч глазам несносен.
| + | |
| - | Прорезываться начал дух,
| + | |
| - | Как зуб из-под припухших десен.
| + | |
| - | Прорежется – и сбросит прочь.
| + | |
| - | Изношенную оболочку,
| + | |
| - | Тысячеокий, – канет в ночь,
| + | |
| - | Не в эту серенькую ночку.
| + | |
| - | А я останусь тут лежать –
| + | |
| - | Банкир, заколотый опашем, –
| + | |
| - | Руками рану зажимать,
| + | |
| - | Кричать и биться в мире вашем.
| + | |
| - | </pre>
| + | |
| - | | + | |
| - | Ходасевич видит вещи такими, каковы они есть. Без всяких иллюзий. Не случайно именно ему принадлежит самый беспощадный автопортрет в русской поэзии:
| + | |
| - | | + | |
| - | <pre>
| + | |
| - | Я, я, я. Что за дикое слово!
| + | |
| - | Неужели вон тот – это я?
| + | |
| - | Разве мама любила такого,
| + | |
| - | Желто-серого, полуседого
| + | |
| - | И всезнающего, как змея?
| + | |
| - | </pre>
| + | |
| - | | + | |
| - | Естественная смена образов — чистого ребёнка, пылкого юноши и сегодняшнего, «желто-серого, полуседого» — для Ходасевича следствие трагической расколотости и ничем не компенсируемой душевной растраты, тоска о цельности звучит в этом стихотворении как нигде в его поэзии. «Все, что так нежно ненавижу и так язвительно люблю» — вот важный мотив «Тяжёлой лиры». Но «тяжесть» не единственное ключевое слово этой книги. Есть здесь и моцартовская лёгкость кратких стихов, с пластической точностью, единственным штрихом дающих картины послереволюционного, прозрачного и призрачного, разрушающегося Петербурга. Город пустынен. Но видны тайные пружины мира, тайный смысл бытия и, главное, слышна Божественная музыка.
| + | |
| - | | + | |
| - | <pre>
| + | |
| - | О, косная, нищая скудость
| + | |
| - | Безвыходной жизни моей!
| + | |
| - | Кому мне поведать, как жалко
| + | |
| - | Себя и всех этих вещей?
| + | |
| - | И я начинаю качаться,
| + | |
| - | Колени обнявши свои,
| + | |
| - | И вдруг начинаю стихами
| + | |
| - | С собой говорить в забытьи.
| + | |
| - | Бессвязные, страстные речи!
| + | |
| - | Нельзя в них понять ничего,
| + | |
| - | Но звуки правдивее смысла,
| + | |
| - | И слово сильнее всего.
| + | |
| - | И музыка, музыка, музыка
| + | |
| - | Вплетается в пенье мое,
| + | |
| - | И узкое, узкое, узкое
| + | |
| - | Пронзает меня лезвие.
| + | |
| - | </pre>
| + | |
| - | | + | |
| - | Звуки правдивее смысла — вот манифест поздней поэзии Ходасевича, которая, впрочем, не перестаёт быть рассудочно-чёткой и почти всегда сюжетной. Ничего темного, гадательного, произвольного. Но Ходасевич уверен, что музыка стиха важнее, значимее, наконец, достовернее его грубого одномерного смысла. Стихи Ходасевича в этот период оркестрованы очень богато, в них много воздуха, много гласных, есть чёткий и лёгкий ритм — так может говорить о себе и мире человек, «в Божьи бездны соскользнувший». Стилистических красот, столь любимых символистами, тут нет, слова самые простые, но какой музыкальный, какой чистый и лёгкий звук! По-прежнему верный классической традиции, Ходасевич смело вводит в стихи и неологизмы и жаргон. Как спокойно говорит поэт о вещах невыносимых, немыслимых — и, несмотря ни на что, какая радость в этих строчках:
| + | |
| - | | + | |
| - | <pre>
| + | |
| - | Ни жить, ни петь почти не стоит:
| + | |
| - | В непрочной грубости живём.
| + | |
| - | Портной тачает, плотник строит:
| + | |
| - | Швы расползутся, рухнет дом.
| + | |
| - | И лишь порой сквозь это тленье
| + | |
| - | Вдруг умилённо слышу я
| + | |
| - | В нем заключённое биенье
| + | |
| - | Совсем иного бытия.
| + | |
| - | Так, провождая жизни скуку,
| + | |
| - | Любовно женщина кладёт
| + | |
| - | Свою взволнованную руку
| + | |
| - | На грузно пухнущий живот.
| + | |
| - | </pre>
| + | |
| - | | + | |
| - | Образ беременной женщины (как и образ кормилицы) часто встречается в поэзии Ходасевича. Это не только символ живой и естественной связи с корнями, но и символический образ эпохи, вынашивающей будущее. «А небо будущим беременно», — писал примерно в то же время Мандельштам. Самое страшное, что «беременность» первых двадцати бурных лет страшного века разрешилась не светлым будущим, а кровавой катастрофой, за которой последовали годы НЭПа — процветание торгашей. Ходасевич понял это раньше многих:
| + | |
| - | | + | |
| - | <pre>
| + | |
| - | Довольно! Красоты не надо!
| + | |
| - | Не стоит песен подлый мир...
| + | |
| - | И Революции не надо!
| + | |
| - | Её рассеянная рать
| + | |
| - | Одной венчается наградой,
| + | |
| - | Одной свободой – торговать.
| + | |
| - | Вотще на площади пророчит
| + | |
| - | Гармонии голодный сын:
| + | |
| - | Благих вестей его не хочет
| + | |
| - | Благополучный гражданин...»
| + | |
| - | </pre>
| + | |
| - | | + | |
| - | Тогда же Ходасевич делает вывод о своей принципиальной неслиянности с чернью:
| + | |
| - | | + | |
| - | <pre>
| + | |
| - | Люблю людей, люблю природу,
| + | |
| - | Но не люблю ходить гулять
| + | |
| - | И твёрдо знаю, что народу
| + | |
| - | Моих творений не понять.
| + | |
| - | </pre>
| + | |
| - | | + | |
| - | Впрочем, чернью Ходасевич считал лишь тех, кто тщится «разбираться в поэзии» и распоряжаться ею, тех, кто присваивает себе право говорить от имени народа, тех, кто его именем хочет править музыкой. Собственно народ он воспринимал иначе — с любовью и благодарностью.
| + | |
| - | | + | |
| - | === Цикл «Европейская ночь» ===
| + | |
| - | | + | |
| - | Несмотря на это в эмигрантской среде Ходасевич долгое время ощущал себя таким же чужаком, как на оставленной родине. Вот что говорил он об эмигрантской поэзии: «Сегодняшнее положение поэзии тяжко. Конечно, поэзия и есть восторг. Здесь же у нас восторга мало, потому что нет действия. Молодая эмигрантская поэзия все жалуется на скуку — это потому, что она не дома, живёт в чужом месте, она очутилась вне пространства — а потому и вне времени. Дело эмигрантской поэзии по внешности очень неблагодарное, потому что кажется консервативным. Большевики стремятся к изничтожению духовного строя, присущего русской литературе. Задача эмигрантской литературы сохранить этот строй. Эта задача столь же литературная, как и политическая. Требовать, чтобы эмигрантские поэты писали стихи на политические темы, — конечно, вздор. Но должно требовать, чтобы их творчество имело русское лицо. Нерусской поэзии нет и не будет места ни в русской литературе, ни в самой будущей России. Роль эмигрантской литературы — соединить прежнее с будущим. Надо, чтобы наше поэтическое прошлое стало нашим настоящим и — в новой форме — будущим».
| + | |
| - | | + | |
| - | Тема «сумерек Европы», пережившей крушение цивилизации, создававшейся веками, а вслед за этим — агрессию пошлости и обезличенности, главенствует в поэзии Ходасевича эмигрантского периода. Стихи «Европейской ночи» окрашены в мрачные тона, в них господствует даже не проза, а низ и подполье жизни. Ходасевич пытается проникнуть в «чужую жизнь», жизнь «маленького человека» Европы, но глухая стена непонимания, символизирующего не социальную, а общую бессмысленность жизни отторгает поэта. «Европейская ночь» — опыт дыхания в безвоздушном пространстве, стихи, написанные уже почти без расчёта на аудиторию, на отклик, на сотворчество. Это было для Ходасевича тем более невыносимо, что из России он уезжал признанным поэтом, и признание к нему пришло с опозданием, как раз накануне отъезда. Уезжал в зените славы, твёрдо надеясь вернуться, но уже через год понял, что возвращаться будет некуда (это ощущение лучше всего сформулировано Мариной Цветаевой: «…можно ли вернуться в дом, который — срыт?»). Впрочем, ещё перед отъездом написал:
| + | |
| - |
| + | |
| - | <pre>
| + | |
| - | А я с собой свою Россию
| + | |
| - | В дорожном уношу мешке
| + | |
| - | </pre>
| + | |
| - | | + | |
| - | (речь шла о восьми томиках Пушкина). Быть может, изгнание для Ходасевича было не так трагично, как для других, — потому что он был чужаком, а молодость одинаково невозвратима и в России, и в Европе. Но в голодной и нищей России — в её живой литературной среде — была музыка. Здесь музыки не было. В Европе царила ночь. Пошлость, разочарование и отчаяние были ещё очевиднее. Если в России пусть на какое-то время могло померещиться, что «небо будущим беременно», то в Европе надежд никаких не было — полный мрак, в котором речь звучит без отклика, сама для себя.
| + | |
| - | | + | |
| - | Муза Ходасевича сочувствует всем несчастным, обездоленным, обречённым — он и сам один из них. Калек и нищих в его стихах становится больше и больше. Хотя в самом главном они не слишком отличаются от благополучных и процветающих европейцев: все здесь обречены, все обречено. Какая разница — духовное, физическое ли увечье поразило окружающих.
| + | |
| - | | + | |
| - | В стихах «Европейской ночи» не случайно появляется слепой, на бельмах которого отражается «все, чего не видит он». Слепота — ключевой образ цикла: людям не дано понять, почувствовать, попросту увидеть то, что только и составляет для поэта единственную реальность. Люди несчастны — но слепы и не видят глубины своего падения, степени своего расчеловечивания. Автор видит, но поделиться ему не с кем:
| + | |
| - | | + | |
| - | <pre>
| + | |
| - | Мне невозможно быть собой,
| + | |
| - | Мне хочется сойти сума,
| + | |
| - | Когда с беременной женой
| + | |
| - | Идёт безрукий в синема.
| + | |
| - | За что свой незаметный век
| + | |
| - | Влачит в неравенстве таком
| + | |
| - | Беззлобный, смирный человек
| + | |
| - | С опустошённым рукавом?
| + | |
| - | </pre>
| + | |
| - | | + | |
| - | В этих строках куда больше сочувствия, чем ненависти.
| + | |
| - | | + | |
| - | Чувствуя вину перед всем миром, лирический герой Ходасевича ни на минуту не отказывается от своего дара, возвышающего и унижающего его одновременно.
| + | |
| - | | + | |
| - | <pre>
| + | |
| - | Счастлив, кто падает вниз головой:
| + | |
| - | Мир для него хоть на миг — а иной.
| + | |
| - | </pre>
| + | |
| - | | + | |
| - | За своё «парение» поэт платит так же, как самоубийца, бросившийся из окна вниз головой, — жизнью.
| + | |
| - | | + | |
| - | В 1923 г. Ходасевич пишет стихотворение «Встаю расслабленный с постели…» — о том, как сквозь его сознание всю ночь летят «колючих радио лучи», в хаосе темных видений он ловит предвестие гибели, всеевропейской, а может быть, и мировой катастрофы. Но те, кому эта катастрофа грозит, сами не знают, в какой тупик летит их жизнь:
| + | |
| - | | + | |
| - | <pre>
| + | |
| - | О, если бы вы знали сами,
| + | |
| - | Европы темные сыны,
| + | |
| - | Какими вы ещё лучами
| + | |
| - | Неощутимо пронзены!
| + | |
| - | </pre>
| + | |
| - | | + | |
| - | == Адреса в Петрограде ==
| + | |
| - | * 1920—1921 — ДИСК — проспект 25-го Октября, 15;
| + | |
| - | * 1922 год — доходный дом Е. К. Барсовой — Кронверкский проспект, 23.
| + | |
| - | | + | |
| - | == Адреса в Москве ==
| + | |
| - | * [[Камергерский переулок]], 6/5 — дом, где родился В. Ф. Ходасевич
| + | |
| - | | + | |
| - | == Библиография ==
| + | |
| - | * сборник «Молодость», Первая книга стихов, (Книгоиздательство «Гриф», Москва), [[1908]]
| + | |
| - | * сборник «Счастливый домик», [[1914]]
| + | |
| - | * сборник «Из еврейских поэтов» [[1918]]
| + | |
| - | * сборник «Путём зерна», [[1920]]
| + | |
| - | * сборник «Тяжёлая лира», [[1922]]
| + | |
| - | * цикл «Европейская ночь», [[1927]]
| + | |
| - | * биография «Державин», [[1931]]
| + | |
| - | * сборник статей «О Пушкине», [[1937]]
| + | |
| - | * книга воспоминаний «Некрополь», [[1939]]
| + | |
| - | | + | |
| - | * Ходасевич В. Собрание сочинений, в 4тт., М., Согласие 1996-1997
| + | |
| - | * Ходасевич В. Колеблемый треножник: избранное; М., Советский писатель, 1991
| + | |
| - | * Ходасевич В. Стихотворения (Библиотека поэта, Большая серия, 3-е издание. Л., 1989
| + | |
| - | * Ходасевич В. Стихотворения (Библиотека поэта, Малая серия)— М., 2003.
| + | |
| - | * Ходасевич В. Державин. Писатели о писателях. М.. Книга. 1988г.
| + | |
| - | | + | |
| - | == Литература ==
| + | |
| - | * ''Богомолов Н. А.'' Жизнь и поэзия Вячеслава Ходасевича // В кн. Ходасевич В. Ф. Стихотворения. — Л.: 1989. — С. 5-51.
| + | |
| - | * ''Асеев Н. Н.'' Владислав Ходасевич — М.: 1972.
| + | |
| - | * ''Малмстад Д.'' Современные записки — М.: 1967.
| + | |
| - | * Из воспоминаний Анны Ивановны Ходасевич, урожденной Чулковой // В кн. Ходасевич В.Ф. Собрание стихов. - М.: 1992. - С. 413-433.
| + | |
| - | * Из истории русской поэзии начала 20 в. — М.: 1976.
| + | |
| - | * Русское зарубежье.Золотая книга эмиграции.Первая треть xx века.Энциклопедический биографический словарь.М., 1997.
| + | |
| - | * Строфы века. Антология русской поэзии — Минск-М.: 1995.
| + | |
| - | * Энциклопедия для детей. Русская литература. XX век. Аванта+ — М.: 1999.
| + | |
| | | | |
| | == Ссылки == | | == Ссылки == |
| - | * [http://stroki.net/content/blogcategory/59/75/ '''Владислав Ходасевич''' Стихи] | + | * КЕЭ, том 9, кол. 860–862 |
| - | * [http://www.stihi-rus.ru/1/xodasevich/ Владислав Ходасевич стихи] в [http://www.stihi-rus.ru/page3.htm Антологии русской поэзии]
| + | {{ElevenCopyRight|14538|Ходасевич Владислав}} |
| - | * [http://www.litera.ru/stixiya/authors/xodasevich.html Ходасевич на Стихии]
| + | |
| - | * {{lib.ru|http://az.lib.ru/h/hodasewich_w_f/|Владислав Ходасевич}}
| + | |
| - | * {{lj comm|chodasevich}} — сообщество в [[Живой журнал|Живом журнале]]
| + | |
| - | * [http://ruthenia.ru/tiutcheviana/publications/khodasev.html Ходасевич В. Ф. О Тютчеве.]
| + | |
| - | * [http://proletcult.ru/?p=207 Ходасевич Вл. Стихотворная техника М. Герасимова // Горн. 1918. № 2-3. С. 56-57]
| + | |
| - | * {{Век перевода|http://www.vekperevoda.com/1855/khodas.htm|Владислав Ходасевич}}
| + | |
| - | * [http://www.hodasevich.su/ Владислав Ходасевич Собрание сочинений]
| + | |
| - | {{викифицировать}}
| + | |
| | | | |
| - |
| |
| | [[Категория:Персоналии по алфавиту]] | | [[Категория:Персоналии по алфавиту]] |
| - |
| |
| - |
| |
| - |
| |
| - |
| |
| - |
| |
| - |
| |
| - |
| |
| - |
| |
| - |
| |
| - |
| |
| - |
| |
| - |
| |
| - |
| |
| - |
| |
| - |
| |
| - |
| |
| - | [[de:Wladislaw Felizianowitsch Chodassewitsch]]
| |
| - | [[en:Vladislav Khodasevich]]
| |
| - | [[fr:Vladislav Khodassevitch]]
| |
| - | [[it:Vladislav Chodasevič]]
| |
| - | [[nl:Vladislav Chodasevitsj]]
| |
| - | [[pl:Władysław Chodasiewicz]]
| |
| - | [[ro:Vladislav Hodasevici]]
| |
| - | [[sv:Vladislav Chodasevitj]]
| |
| - | [[vi:Vladislav Felitsianovich Khodasevich]]
| |
| - |
| |
| - | {{checked_final}}
| |
Печататься Ходасевич начал в 1905 г., находясь под сильным влиянием символизма. Первая книга стихов — «Молодость» — появилась в 1908 г. В последовавших за ней поэтических сборниках «Счастливый домик» (1914), «Путем зерна» (1920), «Тяжелая лира» (1922) творчество Ходасевича постепенно эволюционирует в направлении неоклассицизма. В стихах Ходасевича 1920-х гг. находит драматическое выражение позиция художника, остро ощущающего дисгармонию и потенциальную катастрофичность окружающего мира.
В 1922 г. Ходасевич покидает Россию. Наступает период скитаний по Европе. В течение некоторого времени Ходасевич был близок к М. Горькому, жил у него в Сорренто. Однако в 1925 г. он решительно разошелся с Горьким и уехал в Париж. В 1927 г. он издал свою последнюю поэтическую книгу «Собрание стихов», в которую вошел и цикл «Европейская ночь».
Ходасевич — автор романа «Державин» (1931), сборника статей «О Пушкине» (1937) и книги воспоминаний «Некрополь» (1939; в том числе главы о М. Гершензоне, поэте С. Киссине, 1888–1916). Его перу принадлежат также многочисленные критические обзоры и рецензии.
Еврейская проблематика занимает не слишком очевидное, но существенное место в творчестве и мироощущении Ходасевича. Возможно, что заинтересованное отношение к еврейству стимулировалось всегда присущим Ходасевичу ощущением обособленности, «чужеродности».
В личном плане Ходасевич был тесно связан с евреями на протяжении всей жизни. Ближайшим другом его юности и литературным соратником был С. Киссин (Муни). Первые два издания сборника «Путем зерна» выходили с посвящением «Памяти Самуила Киссина». Ходасевич поддерживал тесные дружеские отношения с М. Гершензоном, Раисой Блох (Горлиной, 1899–1943), М. Горлиным (1909–42), Софией Парнок (см. В. Парнах), А. Эфросом, А. Соболем и др. В 1917 г. он сблизился с Л. Яффе; впоследствии Ходасевич вспоминал об этом времени: «Люблю сионистов: это одни из самых безудержных мечтателей, каких я знаю. Тогда, окрыленные надеждой и еще не изведавшие готовящихся разочарований, они были особенно милы». В 1931 г. Ходасевич защищал сионистское строительство в Эрец-Исраэль от большевистских упреков, отразившихся в стихотворении И. Сельвинского «От Палестины до Биробиджана» (см. Советская литература), а обреченный на исчезновение патриархальный уклад местечка — от иронии в рассказах И. Иткинда.
В литературной критике Ходасевич часто обращался к творчеству еврейских литераторов, писавших как по-русски, так и на иврите (например, статья о Ш. Черниховском, «Еврейская трибуна», № 13, 1924; первоначально — доклад, прочитанный в мае 1924 г. в Берлине, в Союзе русских евреев в Германии; в статье попытка поставить вопрос о «душе современного еврея, с ее борьбою традиций и новшеств, с ее зовами древности и заботами сегодняшнего дня»). В этом плане интересны короткий, но проникновенный очерк «Бялик» (1934), написанный на смерть Х. Н. Бялика, и обстоятельная статья «С. Юшкевич» (1927).
В поэзии Ходасевича еврейские и библейские (ветхозаветные) мотивы и образы встречаются нечасто: «Слезы Рахили» (1917), «Встаю расслабленный с постели» (1923), «Моисей» (опубликовано в 1989 г.). Однако в своей обширной переводческой практике он часто обращался к творчеству еврейских поэтов. Ходасевич совместно с Л. Яффе редактировал книгу «Еврейская антология. Сборник молодой еврейской поэзии» (М., издательство «Сафрут», 1918; Берлин, 1923), куда вошли его переводы 13 стихотворений семи поэтов, писавших на иврите: А. Бен-Ицхака (Сонне, 1883–1950), И. Каценельсона, Я. Фихмана, Д. Фришмана, Ш. Черниховского, Д. Шимоновича (см. Д. Шим‘они), З. Шнеура (см. о них Иврит новая литература). В 1922 г. Ходасевич объединил эти переводы (исключив стихи И. Кацнельсона, но добавив стихи Х. Н. Бялика) в книге «Из еврейских поэтов» (П.—Берлин, издательство З. Гржебина), в предисловии к ней он писал, характеризуя свою переводческую деятельность: «Творчество поэтов, пишущих в настоящее время на древнееврейском языке, оказалось для меня наиболее ценным и близким. Переводам с древнееврейского я уделил наиболее времени и труда». Книга пользовалась безусловным успехом у читателей, не знакомых с оригиналами (см. Русская литература. Русская литература начала 20 в.), и в меньшей степени — у знакомых с ними. Русский писатель Р. Гуль так характеризовал эти переводы: «Они музыкально тонки, веет от них подлинно-библейским, грустью еврейского лиризма». Рецензент, владеющий ивритом («Самарий» в газете «Дни»), отмечал: «... по едва уловимым намекам и звукам угадал и воссоздал дух бесконечно-далекого, чуждого мира... изумительной следует признать его способность проникновения в тайны подлинника, которому он не только равен по поэтической силе: перевод зачастую лучше оригинала».
Особенно высоко ценил Ходасевич поэзию Ш. Черниховского. Он перевел ряд его произведений (в том числе поэмы «Завет Авраама» и «Свадьба Эльки», идиллии «В знойный день» и «Вареники») и сумел мастерски передать оттенки образности и мысли еврейского поэта. Влияние Черниховского прослеживается в оригинальном произведении Ходасевича «На пасхе» (1918), представляющем собой фрагмент незаконченной повести в стихах.
