Мандельштам, Осип Эмильевич

Вы находитесь на сайте "Архив статей из ЭЕЭ и статей на еврейские темы из Википедии"

(Различия между версиями)
Перейти к: навигация, поиск
Arbeli (Обсуждение | вклад)
Gorozmey (Обсуждение | вклад)
Строка 1: Строка 1:
-
{{О_статье
+
{{Остатье\ЭЕЭ|ТИП СТАТЬИ=2
-
|ТИП СТАТЬИ=4
+
 
|СУПЕРВАЙЗЕР=
|СУПЕРВАЙЗЕР=
|УРОВЕНЬ=
|УРОВЕНЬ=
Строка 16: Строка 16:
'''О́сип Эми́льевич Мандельшта́м''' (имя при рождении — '''Ио́сиф'''; 3 (15) января 1891, [[Варшава]] — 27 декабря 1938, лагерный пункт Вторая речка под Владивостоком) — поэт, эссеист, переводчик и литературный критик, один из крупнейших поэтов русской литературы XX века.
'''О́сип Эми́льевич Мандельшта́м''' (имя при рождении — '''Ио́сиф'''; 3 (15) января 1891, [[Варшава]] — 27 декабря 1938, лагерный пункт Вторая речка под Владивостоком) — поэт, эссеист, переводчик и литературный критик, один из крупнейших поэтов русской литературы XX века.
-
== Биография ==
+
== Еврейское происхождение ==
-
Осип Мандельштам родился [[3 января]] (15 января по новому стилю) 1891 года в [[Варшава|Варшаве]]. Отец, Эмилий Вениаминович (Эмиль, Хаскл, Хацкель Бениаминович) Мандельштам (1856—-1938), был мастером перчаточного дела, состоял в [[Купеческие гильдии|купцах первой гильдии]], что давало ему право жить вне [[черта оседлости|черты оседлости]], несмотря на [[еврей]]ское происхождение. Мать, Флора Осиповна Вербловская, была музыкантом.
+
Осип Мандельштам родился [[3 января]] (15 января по новому стилю) 1891 года в [[Варшава|Варшаве]]. Отец Мандельштама — Шанцл (Эмиль), выходец из Курляндии (см. [[Латвия]]), коммерсант (торговля кожевенным товаром), рано отошел от традиционного иудаизма, самоучкой овладел немецким и русским языками; мать — Флора, урожденная Вербловская, из Вильны, родственница [[Венгеров, Семен Афанасьевич|С. Венгерова]], училась в гимназии (Мандельштам писал: «... не первая ли в роду дорвалась она до чистых и ясных русских звуков?»). Она привила сыну любовь к русскому языку и литературе, музыке и искусству.
 +
 
-
В [[1897]] году семья Мандельштамов переехала в [[Петербург]]. Осип получил образование в [[Тенишевское училище|Тенишевском училище]] (с [[1900]] по [[1907]] годы), одном из наиболее прогрессивных учебных заведений того времени. С детства находился под впечатлением архитектурно-исторического облика [[Петербург]]а, его стройного «миража», воспринимаемого по контрасту с родовыми чертами быта и религиозного ритуала [[евреи|еврейской]] диаспоры. В [[1908]]—[[1910]] годы Мандельштам учился в [[Сорбонна|Сорбонне]] и в [[Гейдельбергский университет|Гейдельбергском университете]]. В [[1911 год]]у для того, чтобы облегчить поступление в Петербургский университет Мандельштам перешёл в лютеранскую веру, которую, однако, не практиковал.<ref>[http://magazines.russ.ru/novyi_mi/1995/10/mandel.html Воспоминания брата поэта, Е. Э. Мандельштама]</ref> [[10 сентября]] того же года он был зачислен на романо-германское отделение историко-филологического факультета Петербургского университета, где обучался с перерывами до [[1917 год]]а.
+
== Отношение к иудаизму ==
-
Начинал поэтическую карьеру как [[символизм|символист]], последователь прежде всего [[Верлен, Поль|Поля Верлена]] и [[Сологуб, Фёдор Кузьмич|Фёдора Сологуба]], а также предтечи символистов — [[Тютчев, Фёдор Иванович|Фёдора Ивановича Тютчева]]. В конце [[1912]] года вошёл в группу [[акмеизм|акмеистов]]. В акмеизме он увидел, в первую очередь, апологию органического единения [[хаос]]а (природа) и жёстко организованного [[Вселенная|космоса]] (архитектура) в противовес размытости и иррациональности символизма. Дружбу с [[акмеисты|акмеистами]] ([[Ахматова, Анна Андреевна|Анной Ахматовой]] и [[Гумилёв, Николай Степанович|Николаем Гумилевым]]) считал одной из главных удач своей жизни. Поэтические поиски этого периода отразила дебютная книга стихов «[[Камень (книга)|Камень]]» (три издания: [[1913]], [[1916]] и [[1922]]).
+
Хотя Мандельштам, в отличие от ряда русских писателей-евреев, не пытался скрывать свою принадлежность к еврейскому народу, его отношение к еврейству было сложным и противоречивым. С болезненной откровенностью в автобиографическом «Шуме времени» Мандельштам вспоминает о постоянном стыде ребенка из ассимилированной еврейской семьи за свое еврейство, за назойливое лицемерие в выполнении еврейского ритуала, за гипертрофию национальной памяти, за «хаос иудейский» («... не родина, не дом, не очаг, а именно хаос»), от которого он «всегда бежал». Свойственная Мандельштаму многослойность стиха, проявившаяся и в стихотворениях на еврейские темы, открывает путь различным толкованиям. Так, отмежевываясь от иудаизма в стихотворении «Эта ночь непоправима...» (1916, навеяно смертью матери), Мандельштам вводит грозные символы двух солнц — черного и желтого. Одни интерпретируют черное — как чистое отрицание, отсутствие света в его источнике (по Еврипиду), желтое — как инфернальный цвет измены и разрыва; другие считают, что это символы, противопоставляющие желтый свет над [[Храм|Храмом]] сменяющему его черному солнцу апокалипсического христианства, встающему над вратами Иерусалима. С этих пор черный и желтый (цвета старого [[Таллит|таллита]], субботних свечей в медных подсвечниках и [[Тфиллин|тфиллин]], а также многое др.) в поэтическом языке Мандельштама закрепляются как ключевые понятия за иудаизмом («черно-желтый ритуал»), еврейством, семейным «утробным миром». В стихотворении «Вернись в смесительное лоно» (1920) одни видят отношение Мандельштама к своему браку с еврейкой (Надеждой Хазиной, см. ниже) как к кровосмешению, другие — аллегоризацию Мандельштамом своего творчества, которому он предрекает возвращение в лоно еврейства и исчезновение в нем (кровосмесительное вторжение в творческие истоки). В период трагических испытаний России Мандельштам поэтически осмыслял революцию, гражданскую войну, антицерковные гонения в аспекте древней истории еврейского народа, сохранившего верность духовному Храму, хотя его религиозно-национальная святыня разрушена.
-
Стихи времени [[Первая мировая война|Первой мировой войны]] и [[Октябрьская революция|революции]] ([[1916]]—[[1920]]) составили вторую книгу «[[Tristia]]» («книгу скорбей», заглавие восходит к [[Публий Овидий Назон|Овидию]]), вышедшую в [[1922]] году. Её авторский вариант появился в [[1923]] под заглавием «Вторая книга» и с общим посвящением «Н. Х.» — [[Мандельштам, Надежда Яковлевна|Надежде Яковлевне Хазиной]], жене поэта (их знакомство состоялось в [[Киев]]е, в мае [[1919]] года). В книге отчётливо прослеживается эволюция от акмеистического, рационального, к иррациональному (для Мандельштама всегда — трагическому), к поэтике сложнейших ассоциаций.
+
В начале 1920-х гг. Мандельштам то утверждает, что «теперь всякий культурный человек — христианин» (1921), то, увлекшись философией [[Бергсон Анри-Луи|А.-Л. Бергсона]], с симпатией обнаруживает, что его «глубоко иудаистический ум одержим настойчивой потребностью практического монотеизма» (1922). Сетования Мандельштама «какая боль... для племени чужого ночные травы собирать» (1924) — это, возможно, ощущение своей чуждости советской действительности, а может быть, — русской национальной среде. В 1926 г. (через год после крайне отрицательной оценки иудаизма и еврейства в «Шуме времени») Мандельштам в очерке «Киев», в предисловии к роману Б. Лекаша и в статье о [[Михоэлс, Шломо|Ш. Михоэлсе]] тепло пишет о своем народе, спаянности еврейской семьи, «иудейской созерцательности», восхищается «внутренней пластикой гетто», считает, что в нем «заложена огромная художественная сила», которая «расцветет только тогда, когда гетто будет разрушено». Тогда же Мандельштам отмечал мелодичность и красоту языка идиш, логическую уравновешенность иврита. Однако при всем интересе к еврейству Мандельштам не приемлет того, что представляется ему тенденциозным национализмом (внутренняя рецензия 1926 г. на книгу А. Лунеля, 1892-?, «Николо-Пеккави»). Эта переоценка внутренних ценностей к началу 1930-х гг. не была для Мандельштама случайной. В «Четвертой прозе» он заявил: «Я настаиваю на том, что писательство в том виде, как оно сложилось в Европе и в особенности в России, несовместимо в почетным званием иудея, которым я горжусь. Моя кровь, отягощенная наследством овцеводов, патриархов и царей, бунтует против вороватой цыганщины писательского племени». Благодаря этому возвращению к истокам, к своим корням, Мандельштам увидел прародину европейской цивилизации не в Элладе, а в Иудее. Поездку в Армению он воспринял как встречу с «младшей сестрой земли иудейской», «библейской», «субботней» страной. В годы гонений и испытаний Мандельштам то иронически отождествлял себя с неприкаянным еврейским музыкантом («Жил Александр Герцевич», 1931), то в воронежской ссылке (возможно, под впечатлением от книги [[Парнах, Валентин Яковлевич|В. Парнаха]] «Испанские и португальские поэты, жертвы инквизиции», М.—Л., 1934) рассказывал как о своей судьбе историю поэта-[[Марраны|маррана]], который в подвалах инквизиции сочинял каждый день по сонету, заучивая их наизусть. Вместе с тем, ветхозаветные темы и образы, столь частые в творчестве Мандельштама, скорее всего носят чисто культурологический характер.
-
[[Файл:NKVD Mandelstam.jpg|thumb|200px|Мандельштам после ареста. Фотография [[Народный комиссариат внутренних дел СССР|НКВД]].]]
 
-
Дальнейшая эволюция поэтики отражается в стихотворениях [[1920-е|1920-х]] с их затемненностью и многочисленными культурными аллюзиями. С мая [[1925]] по октябрь [[1930]] годов наступает стиховая пауза в творчестве. В это время пишется проза, к созданной в [[1923]] автобиографии «Шум времени» прибавляется варьирующая, в первую очередь, [[Гоголь, Николай Васильевич|гоголевские]] мотивы повесть «Египетская марка» ([[1927]]). В [[1928]] году печатается последний прижизненный [[Поэзия|поэтический]] сборник «Стихотворения», а также книга его избранных статей «О поэзии».
 
-
В [[1930]] году Осип Мандельштам возвращается к написанию стихов, в которых демонстративно рвёт не только с советской действительностью, но и с культурной традицией в целом и берет на себя миссию создания новой культуры, от нуля, «из кремня», не опирающейся на достижения предшественников. «Прощанием» с культурой стало программное поэтологическое эссе «Разговор о [[Данте Алигьери|Данте]]» ([[1933]] год). В ноябре [[1933]] года, на пике своей ненависти к советскому официозу, пишет злую [[Сталин, Иосиф Виссарионович|антисталинскую]] эпиграмму «Мы живём, под собою не чуя страны…»<ref>Мандельштам О. «[http://www.litera.ru/stixiya/authors/mandelshtam/my-zhivem-pod.html Мы живём под собою не чуя страны…]» // Строфы века: Антология русской поэзии. Минск, М.: Полифакт, 1995.</ref>, за которую его арестовывают и отправляют в ссылку в [[Чердынь]], затем разрешают выбрать другое место поселения. Мандельштам выбирает [[Воронеж]] ([[1934]]—[[1937]]). Бо́льшая часть стихотворений, созданных в воронежский период, отразила стремление бесповоротно деформированного арестом и болезнями поэта выговориться сполна, сказать своё последнее слово.
+
== Семья ==
-
В мае [[1937]] года поэт получил разрешение выехать из Воронежа. Спустя год его арестовали вторично и отправили по этапу в лагерь на Дальний Восток. Мандельштам скончался [[27 декабря]] 1938 года от [[тиф]]а в пересыльном лагере [[Владперпункт]] ([[Владивосток]]). Реабилитирован посмертно: по делу 1938 года — в 1956, по делу 1934 года — в 1987<ref>[http://www.belolibrary.imwerden.de/books/Kuvaldin/kuvaldin_mandelshtam.htm Справка Генеральной прокуратуры СССР] по книге: Юрий Кувалдин. Улица Мандельштама. Повести. Издательство «Московский рабочий», 1989, 304 с.</ref>.
+
Жена Мандельштама, Надежда Яковлевна Мандельштам (урожденная Хазина; 1899–1980), педагог и литератор. Ее отец — юрист, сын [[Кантонисты|кантониста]], принявшего православие, мать — врач (еврейка). В детстве Надежда была крещена. После гибели мужа преподавала английский язык, а в 1956 г. защитила кандидатскую диссертацию по английской филологии (руководитель — [[Жирмунский, Виктор Максимович|В. Жирмунский]]). Под псевдонимом Н. Яковлева напечатала ряд очерков в сборнике «Тарусские страницы» (Калуга, 1961). Судьбе и творчеству Мандельштама посвятила художественные мемуары «Воспоминания» (Н.., 1970; 4-е издание — 1985; частично издано в СССР, 1988) и «Вторая книга» (Париж, 1972; 3-е издание — 1983), принесшие ей мировую известность и переведенные на многие языки. В 1979 г. безвозмездно передала Принстонскому университету (США) хранившийся у нее архив Мандельштама. После ее смерти друзья собрали и издали ее разрозненные комментарии к стихотворениям Мандельштама, различные материалы и воспоминания («Книга третья», Париж, 1987).
-
С 60-х годов Мандельштам упоминается в мемуарах и критических статьях, появляются редкие публикации стихов в журналах (преимущественно периферийных). Объявленный в планах на 1959 том произведений Мандельштама в серии «[[Библиотека поэта]]» был издан только в 1973 очень малым тиражом с охранительным предисловием [[Дымшиц, Александр Львович|Ал. Дымшица]].
 
== Увековечение памяти ==
== Увековечение памяти ==

Версия 19:47, 28 февраля 2013

Источник: Электронная еврейская энциклопедия на русском языке
Тип статьи: Регулярная исправленная статья

О́сип Эми́льевич Мандельшта́м (имя при рождении — Ио́сиф; 3 (15) января 1891, Варшава — 27 декабря 1938, лагерный пункт Вторая речка под Владивостоком) — поэт, эссеист, переводчик и литературный критик, один из крупнейших поэтов русской литературы XX века.

Содержание

Еврейское происхождение

Осип Мандельштам родился 3 января (15 января по новому стилю) 1891 года в Варшаве. Отец Мандельштама — Шанцл (Эмиль), выходец из Курляндии (см. Латвия), коммерсант (торговля кожевенным товаром), рано отошел от традиционного иудаизма, самоучкой овладел немецким и русским языками; мать — Флора, урожденная Вербловская, из Вильны, родственница С. Венгерова, училась в гимназии (Мандельштам писал: «... не первая ли в роду дорвалась она до чистых и ясных русских звуков?»). Она привила сыну любовь к русскому языку и литературе, музыке и искусству.


Отношение к иудаизму

Хотя Мандельштам, в отличие от ряда русских писателей-евреев, не пытался скрывать свою принадлежность к еврейскому народу, его отношение к еврейству было сложным и противоречивым. С болезненной откровенностью в автобиографическом «Шуме времени» Мандельштам вспоминает о постоянном стыде ребенка из ассимилированной еврейской семьи за свое еврейство, за назойливое лицемерие в выполнении еврейского ритуала, за гипертрофию национальной памяти, за «хаос иудейский» («... не родина, не дом, не очаг, а именно хаос»), от которого он «всегда бежал». Свойственная Мандельштаму многослойность стиха, проявившаяся и в стихотворениях на еврейские темы, открывает путь различным толкованиям. Так, отмежевываясь от иудаизма в стихотворении «Эта ночь непоправима...» (1916, навеяно смертью матери), Мандельштам вводит грозные символы двух солнц — черного и желтого. Одни интерпретируют черное — как чистое отрицание, отсутствие света в его источнике (по Еврипиду), желтое — как инфернальный цвет измены и разрыва; другие считают, что это символы, противопоставляющие желтый свет над Храмом сменяющему его черному солнцу апокалипсического христианства, встающему над вратами Иерусалима. С этих пор черный и желтый (цвета старого таллита, субботних свечей в медных подсвечниках и тфиллин, а также многое др.) в поэтическом языке Мандельштама закрепляются как ключевые понятия за иудаизмом («черно-желтый ритуал»), еврейством, семейным «утробным миром». В стихотворении «Вернись в смесительное лоно» (1920) одни видят отношение Мандельштама к своему браку с еврейкой (Надеждой Хазиной, см. ниже) как к кровосмешению, другие — аллегоризацию Мандельштамом своего творчества, которому он предрекает возвращение в лоно еврейства и исчезновение в нем (кровосмесительное вторжение в творческие истоки). В период трагических испытаний России Мандельштам поэтически осмыслял революцию, гражданскую войну, антицерковные гонения в аспекте древней истории еврейского народа, сохранившего верность духовному Храму, хотя его религиозно-национальная святыня разрушена.

В начале 1920-х гг. Мандельштам то утверждает, что «теперь всякий культурный человек — христианин» (1921), то, увлекшись философией А.-Л. Бергсона, с симпатией обнаруживает, что его «глубоко иудаистический ум одержим настойчивой потребностью практического монотеизма» (1922). Сетования Мандельштама «какая боль... для племени чужого ночные травы собирать» (1924) — это, возможно, ощущение своей чуждости советской действительности, а может быть, — русской национальной среде. В 1926 г. (через год после крайне отрицательной оценки иудаизма и еврейства в «Шуме времени») Мандельштам в очерке «Киев», в предисловии к роману Б. Лекаша и в статье о Ш. Михоэлсе тепло пишет о своем народе, спаянности еврейской семьи, «иудейской созерцательности», восхищается «внутренней пластикой гетто», считает, что в нем «заложена огромная художественная сила», которая «расцветет только тогда, когда гетто будет разрушено». Тогда же Мандельштам отмечал мелодичность и красоту языка идиш, логическую уравновешенность иврита. Однако при всем интересе к еврейству Мандельштам не приемлет того, что представляется ему тенденциозным национализмом (внутренняя рецензия 1926 г. на книгу А. Лунеля, 1892-?, «Николо-Пеккави»). Эта переоценка внутренних ценностей к началу 1930-х гг. не была для Мандельштама случайной. В «Четвертой прозе» он заявил: «Я настаиваю на том, что писательство в том виде, как оно сложилось в Европе и в особенности в России, несовместимо в почетным званием иудея, которым я горжусь. Моя кровь, отягощенная наследством овцеводов, патриархов и царей, бунтует против вороватой цыганщины писательского племени». Благодаря этому возвращению к истокам, к своим корням, Мандельштам увидел прародину европейской цивилизации не в Элладе, а в Иудее. Поездку в Армению он воспринял как встречу с «младшей сестрой земли иудейской», «библейской», «субботней» страной. В годы гонений и испытаний Мандельштам то иронически отождествлял себя с неприкаянным еврейским музыкантом («Жил Александр Герцевич», 1931), то в воронежской ссылке (возможно, под впечатлением от книги В. Парнаха «Испанские и португальские поэты, жертвы инквизиции», М.—Л., 1934) рассказывал как о своей судьбе историю поэта-маррана, который в подвалах инквизиции сочинял каждый день по сонету, заучивая их наизусть. Вместе с тем, ветхозаветные темы и образы, столь частые в творчестве Мандельштама, скорее всего носят чисто культурологический характер.


Семья

Жена Мандельштама, Надежда Яковлевна Мандельштам (урожденная Хазина; 1899–1980), педагог и литератор. Ее отец — юрист, сын кантониста, принявшего православие, мать — врач (еврейка). В детстве Надежда была крещена. После гибели мужа преподавала английский язык, а в 1956 г. защитила кандидатскую диссертацию по английской филологии (руководитель — В. Жирмунский). Под псевдонимом Н. Яковлева напечатала ряд очерков в сборнике «Тарусские страницы» (Калуга, 1961). Судьбе и творчеству Мандельштама посвятила художественные мемуары «Воспоминания» (Н.-Й., 1970; 4-е издание — 1985; частично издано в СССР, 1988) и «Вторая книга» (Париж, 1972; 3-е издание — 1983), принесшие ей мировую известность и переведенные на многие языки. В 1979 г. безвозмездно передала Принстонскому университету (США) хранившийся у нее архив Мандельштама. После ее смерти друзья собрали и издали ее разрозненные комментарии к стихотворениям Мандельштама, различные материалы и воспоминания («Книга третья», Париж, 1987).


Увековечение памяти

Файл:Mandelshtam. Konvert s originalnoj markoj. SSSR 1991.jpg
Мандельштам — юбилейная открытка с оригинальной маркой. СССР, 1991
  • В 2001 году во Владивостоке был открыт памятник Осипу Эмильевичу Мандельштаму, автор памятника Ненаживин Валерий.[1]
Файл:Monument to Osip Mandelshtam in Voronezh, 20090628.JPG
Памятник поэту в Воронеже
  • 4 сентября 2008 года памятник открылся в Воронеже.
  • 28 ноября 2008 года памятник был открыт в центре Москвы на пересечении улицы Забелина и Старосадского переулка, во дворе дома, в котором поэт гостил у своего брата Александра.[2]

Адреса в Санкт-Петербурге — Петрограде — Ленинграде

  • 1899—1900 — доходный дом — Офицерская улица, 17;
  • 1901—1904 — доходный дом — Литейный проспект, 49;
  • 1904—1905 — Литейный проспект, 15;
  • 1907 год — доходный дом А. О. Мейера — Николаевская улица, 66;
  • 1908 год — доходный дом — Сергиевская улица, 60;
  • 1910—1912 — доходный дом — Загородный проспект, 70;
  • 1913 год — доходный дом — Загородный проспект, 14;
  • 1914 год — доходный дом — Ивановская улица, 16;
  • 1915 год — Малая Монетная улица, 15;
  • 1917—1918 — квартира М. Л. Лозинского — Каменноостровский проспект, 24, кв. 35;
  • осень 1920 — 02.1921 года — ДИСК — проспект 25-го Октября, 15;
  • лето 1924 года — квартира Марадудиных в дворовом флигеле особняка Е. П. Вонлярлярского — улица Герцена, 49, кв. 4;
  • конец 1930 — 01.1931 года — доходный дом — 8-я линия, 31;
  • 1933 год — гостиница «Европейская» — улица Ракова, 7;
  • осень 1937 года — дом Придворного конюшенного ведомства — набережная канала Грибоедова, 9.

Авторитетные издания

  • Мандельштам, Осип. Собрание сочинений в трёх томах. Вступительные статьи проф. Кларенса Брауна, проф. Г. П. Струве и Б. А. Филиппова. Washington: Inter-Language Literary Associates/Международное Литературное Содружество, 1967. Четвёртый, дополнительный том: Мандельштам, Осип. Собрание сочинений. IV — дополнительный том. Под редакцией Г. Струве, Н. Струве и Б. Филиппова. Paris: YMCA-Press, 1981.
  • Мандельштам, Осип Эмильевич. Полное собрание стихотворений (серия «Новая библиотека поэта»). СПб., 1995.
  • Мандельштам, Осип Эмильевич. Стихотворения. Проза (серия «Библиотека поэта»). М., 2001.

Литература об О. Э. Мандельштаме

Исследования

Художественная литература

Публицистика

  • Я вернулся в мой город: Петербург Мандельштама. Л.:"Свеча", 1991

Примечания

Ссылки

Личные инструменты
 

Шаблон:Ежевика:Рубрики

Навигация